Мисима - известный японский писатель с признаками окологениальности. К сорока годам он предпочел скандальную смерть почитанию на лаврах писательской деятельности и потрясанию седыми мудями бессильного культурного авторитета. Ударился в японский "ультратрадиционализм" (читай "фашизм"), создал комичных размеров военизированную организацию "Щит", захватил в плен командующего одной из военных баз Японии. Затем, после неудачной речи перед солдатами, сделал себе харакири. В общем, со всех сторон герой. Читаю, интересно.
Многие европейские традиционалисты (в том числе русские) ищут нечто «запредельное» и «надмирное», следуя вялому тоненькому голоску души души, неустанно твердящему им, что это «запредельное» где-то далеко, но непременно существует. Духовными практиками они не занимаются, поэтому поиски организовывают в книжках и собственных интеллектуальных бреднях, копаясь подобно тле могильной в ворохе мирового литературного наследия. Однако ж пространство постмодерн не дает возможности адекватно выразить средствами языка объемное качество иррациональной жажды. Понятийная база спекулятивна и эфемерна, полная противоположность жесткому традиционному канону. Своеобразным комическим итогом, рождаются Крусановские "Незримые Империи" - "видишь суслика? а он есть!" - о незримой Империи нельзя говорить, нельзя рассуждать. Всем давно понятно, что рассуждения до хорошего не доводят, а только уводят в сторону, поэтому рассуждать приходится наматывая охотничьи круги вокруг да около, не касаясь сути. Но кроме рассуждений оказывается делать уже ничего не можется - и тут манифестируется некое "действие бездействием", нечто вроде даосского принципа "У Вэй", о котором советский интеллигент может иметь лишь очень сомнительное представление.
А вот Мисима очень точно размечает проблему, а именно разотождествленность знания и действия. Можно разработать поразительной красоты теоретическую базу, но умереть за какую-то виртуальную Незримую Империю - это чушь собачья, верх постмодернистского комизма. Умереть за Незримую Империю согласится только полный кретин, не самурай, но панк. Нужны живые символы традиции, столпы неподвластные круговороту времени, облаченные в плоть. В Японии эта традиционность, судя по всему, еще жива, хотя и дышит уже наладом. Японский Император - давным-давно превратился в некое подобие английской королевы. В пору японскому Sex Pistols исполнит свой God save the Queen. Поэтому Мисима, как человек принадлежащий к умирающей, но все же традиции, умело препарирует идейные основы эпохи, легко обходясь без свойственных европейцам маразматических трансценденций и постмодернистских игрищ, от которых, как известно, до педерастии один шаг. Постмодернизм - это уныние, декаденс етить. В Германии 30ых в кабаре сидели трансвеститы, а у нас сейчас академически образованные постмодернисты и, что характерно тоже в кабаре. Революция в современном мире - отчаянный шаг в пустоту, в философскую виртуальность, всего лишь прорыв к еще большим глубинам Кали-Юги. Революция Мисима гораздо симпатичнее - это апелляция к более высокой инстанции традиционной иерархии. Вся военная история Японии вращается вокруг фигуры Императора. Начиная с войн десятого века и заканчивая реставрацией Мейдзи, ни один косоглазый японский феодал никогда не воевал для себя, по крайней мере формально. Все сражались за императора или за брата императора, коего почитали истинным императором. Различить политику, шкурный интерес и метафизику здесь не представляется возможным т.к. смесь была довольно органичная. И неважно, что Император с лохматых времен падения клана Ямато не занимался ничем, кроме содержания своры гламурных педерастов именуемой "императорским двором". Самураи, конечно, говорили "педерасты", придворные отвечали "фи, мужланы" и манерно дергали ручкой в сторону "яростных восточных самураев", которые научились читать веку эдак к 1
му. Но все сохраняли паритет - все-таки Солнечный Бог, куда деваться. Человек пидаром быть может, а Солнце ну никак. Впрочем, одни были более политически организованы - войны Тайра и Минамото, войны периода Сэнгоку Дзидай. Иные были просто идеалистами, идущими на малоосмысленную, на наш взгляд, смерть - Кусуноки Масасигэ. Мисима хотел быть Масасигэ.
Статья "Учение Ван Янмина, как революционная философия" - "знание без действия является неполным знанием". В современном мире экономика правит потому, что культура стала объектом чисто умозрительного знания. То есть, знания накапливаемые современным человеком являются коллекцией, пыльным книжным шкафом - объектом мнительной отвлеченной гордости хозяина. Знания не ведут к действию и поэтому оказываются неполными, бесполезными, виртуальными. В представлении недочеловеков, чем большими знанием обладает человек, тем более толерантным, расхлябанным и спокойным он должен становиться. Человек академических знаний, видимо, должен напоминать нечто вроде колонии медуз "Португальский Кораблик". Отсюда распространенное заблуждение, что коричневые рубашки - униформа лавочников и сапожников, а либерализм и толерантность - это мол для умных и образованных. Своеобразный марксизм - излишки производства ведут к излишкам свободного времени, а излишки любопытства в свою очередь повышают образовательный уровень. Примерно поэтому мне всегда казалось, что образование - не есть знание. Живые примеры студентов МГУ, мелькающие перед глазами эту мою мысль только подтверждают. Нет, дорогие, образованностью и толерантностью устлана дорога в гей-клуб. "Можете ли вы научиться фехтованию просто наблюдая за действиями мастера меча?". Образование является не полным знанием в виду отсутствия в нем знания интуитивного, знания почерпнутого в действии. Интуитивное знание - это штука хитрая. Мисима цитирует рассказ Осио Хейтахиро. Плыл он на корабле, начался шторм, испугался, задумался "кто есть я, который боится?", забил и успокоился, приблизился значит к Великой Пустоте. Вот я когда в КПЗ сидел, сходные ощущения испытывал. К Великой Пустоте, конечно, не приблизился, но Осио Хейтахиро зауважал, по-пацански так. А вот, если бы я деяние свое уголовное совершал не по пьянке сумрачной, а с неким высококультурным умыслом, то глядишь и результат интереснее бы получился. Впрочем, нихуя, не так. Знание должно сопровождаться осознанным волевым импульсом диктующим действие. Воля отрывая неподатливую жопу от мягкой обшивки завершает знание. Воля выдергивая опавший пенис из прожорливой вагины комфортабельной цивилизации завершает знание. Не совсем понятно при чем тут Пустота, но кто ж ее Пустоту поймет? Главное - никаких, бля, компромиссов. "Лыцарь ты или не лыцарь - голой жопой на ежа сесть могеж?" (с) неточная цитата, кажется из Гоголя.
Если кто-то дочитал до сюда, то, наверное, уже задумался - а хуйли это г-н Пожарский распинается, пересказывая содержание первой части статьи Мисима, не лень ему? Да я просто понять пытаюсь. Мисима в неоконфуцианстве Ван Янмина, судя по всему, нашел для себя вариант личной реализации в трансцендентном через обреченную борьбу и поражение. Его схема предельна проста в своем руководстве к действию и руководстве к смерти. Всяческие же Ду... пальцем показывать не стану, своей интеллектуальной игрой оставляют себе ширмочки, занавесочки и возможности обходных путей. Другие же Ли... хотя и пытаются действовать, но как-то совсем уж комично, только свиньям насмех. Герой Мисимы Масасигэ тоже был не слишком чист в помыслах. Когда их с братцем загнали в ловушку, они пронзили друг друга мечами со словами "семь раз родиться человеком и семь раз умереть за Императора!". И никакая Пустота им нахуй не сдалась - на коне вороном поскакать, татенькой помахать, за правое дело сражаться. С другой стороны, удивительное благородство - могли ведь за честную службу и в более лучшем из миров переродиться. Впрочем, хуй с ними со всеми. Словами Ван Янмина "кувшин разбивается и пустота, что была у него внутри растворяется в пустоте окружающей", человеческое тело мол подобно кувшину должно разбиться, дабы его личная пустота слилась с пустотой абсолютной. Если я не ошибаюсь, это именуется кантовским категорическим императивом - как мол разум субъективный может стать разумом объективным? Оказывается просто - деятельным нигилизмом да железкой в пузо. Мисима и Хейтахиро на момент обреченного мятежа и самоубийства было примерно одинаковое количество лет - пятый десяток. И это важно. Запрет на самоубийство в начале периода Эдо возник отнюдь не просто так. Двадцатилетние сопливые самураи дружно втыкали в себя вакидзаси и танто, отправляясь вслед за своим дайме, спокойно скончавшимся от старости в компании наложниц. В какой-то момент своим безмозглым идеализмом они поставили под угрозу существование сословия (и кто бы страной правил? рыбаки и монахи-флейтисты?), а сами вряд ли получили с этого какой-либо духовный капитал т.к. для того чтобы придти к сознанию себя в качестве упомянутого "кувшина с пустотой" требуются годы упорной работы над собой. Мне, честно говоря, просто хочется жить - мацать за бледные бедра готических девочек, пить душистое пиво, кушать богатую холестерином пиццу и, конечно, в меру способностей играться в постмодерн. Но если такие игры затягиваются - это клиника. Словами Хейтахиро "не бойтесь смерти тела, бойтесь смерти сердца". Остался бы жив Мисима, не миновал бы "смерти сердца" - Элвис и пенсионеры, картинка в пыльном музее. Поэтому считаю целесообразным брать любого революционного деятеля старше пятидесяти за грудки и спрашивать "ты почему еще жив, сука?". А двадцатилетних идеалистов, коим натерпится сесть в тюрьму (это у нас такой национальный заменитель харакири, российская тюрьма, конечно, не сахар, но по сравнению с харакири все-таки вариант soft) лучше спросить "куда лезешь, сопляк?". В общем, не стоит поперек батьки в пекло лезть, даже если батьки у нас сцыкливые, все равно не стоит.
М.П.
