Сказал Иисус: Я жду. Чего ты ждешь?-- спросил Бог, явно позабавленный.
Жду, когда ты скажешь мне, скольких смертей и мук будет стоить твоя победа
над другими богами, сколькими смертями и муками оплатят борьбу во имя твое и
мое те люди, которые уверуют в нас? Ты настаиваешь на ответе? Настаиваю.
Ладно: будет выстроено здание того сообщества, о котором я тебе говорил, но
котлован для него придется вырыть в живой плоти, а фундамент скрепить
цементом из отречений, слез, страданий, пыток, всех видов смерти, известных
сейчас и таких, что станут известны лишь в грядущем. Наконецто ты перестал
темнить и заговорил прямо, продолжай. Начнем с тех, кого ты знаешь и любишь:
вот, скажем, рыбака Симона, которого ты назовешь Петром, распнут, как и
тебя, на кресте, но только вниз головой; и брат его Андрей будет распят --
но на косом кресте; тому из сыновей Зеведеевых, которого зовут Иаков,
отсекут голову. А Иоанн и Магдалина? Эти умрут своей смертью, когда придет
им естественный срок оставить сей мир, но всем прочим твоим ученикам,
последователям и провозвестникам твоего учения не удастся спастись от мук:
вот, например, некий Филипп будет распят на кресте и побит камнями до
смерти, а с другого, по имени Варфоломей, заживо сдерут кожу, третьего,
Фому, пронзят стрелой, там будет еще такой Матфей, но что с ним сделают, я
запамятовал; другого Симона распилят пополам, Иуду зарубят мечами, другого
Иакова забьют камнями, а другого Матфея обезглавят, Иуда же Искариот -- ну,
впрочем, о нем ты будешь осведомлен лучше, чем я, если не считать, конечно,
смерти его,-- наложит на себя руки: повесится на смоковнице. И все они
погибнут изза тебя?-- спросил Иисус. Ну, если ставить вопрос в такой
плоскости -- да, но скорее -- не из-за, а за меня. А потом что будет? Потом,
сын мой, как я тебе уже говорил, будет нескончаемая история, писанная
железом и кровью, пламенем и пеплом, будут океаны слез и бескрайние моря
страданий. Расскажи, я хочу все это знать. Бог вздохнул и монотонно начал --
в алфавитном порядке, чтобы не обвинили в том, что он одного назвал прежде
другого,-- читать свой синодик: Адальберт Пражский -- пронзен семизубцем;
Адриан -- положен на наковальню и забит молотами; Афра Аугсбургская --
сожжена на костре; Агапит из Пренесты -- повешен за ноги и сожжен; Агрикола
Болонский -- распят на кресте и пронзен гвоздями; Акведа Сицилийская -- ей
отсекут груди; Альфегий Кантуарийский -- забит до смерти бычьей костью;
Анастасий Салонский -- удавлен и обезглавлен; Анастасия Сирмийская -- груди
отсекут, сожгут на костре; Ансаний Сиенский -- внутренности вырвут; Антоний
Памиерский -- четвертован; Антоний Риволийский -- побит камнями, сожжен;
Аполлинарий Равенский -- забит молотом; Аполлония Александрийская -- сожжена
на медленном огне после того, как ей вырвали все зубы; Августа Тревизская --
обезглавлена и сожжена; Аура Остийская -- раздавлена мельничным жерновом;
Аурея Сирийская -- посажена на стул, утыканный гвоздями, и истекла кровью;
Аута -- расстреляна из луков; Бабилий Антиохийский -- обезглавлен; Варвара
Никомедийская -- обезглавлена; Барнабий Кипрский -- побит каменьями и
сожжен; Беатриса Римская -- удавлена; Блаженный из Дижона -- пронзен копьем;
Бландина из Лиона -- растерзана бешеным быком; Калисто -- раздавлен
мельничным жерновом; Кассиана Имолийского ученики закололи стилетом;
Кастулий -- живым закопан в землю; Киприан Карфагенский -- обезглавлен;
Кирий Тарсийский умерщвлен еще в детстве судьей, бившим его головою о
ступени помоста; Кларий Нантский -- обезглавлен; Клементий -- привязан к
якорю и утоплен, Криспин и Криспиниан -- обезглавлены оба; Кристина
Больсанская -- умерщвлена после пыток под жерновом, на колесе, тисками и
стрелами. Дойдя до этого места, Бог сказал: Ну и так далее, в том же духе,
разница только в мелких подробностях мучительства, которые слишком долго
объяснять, а так все одно и то же -- обезглавлен, сожжен, утоплен, брошен на
растерзание диким зверям, пронзен копьем, зарублен мечом, распят, задушен,
удавлен, обезглавлен, сожжен, утоплен, брошен на растерзание диким зверям,
пронзен копьем, зарублен мечом, распят, задушен, удавлен, обезглавлен,
сожжен, утоплен, брошен на растерзание диким зверям, пронзен копьем,
зарублен мечом, распят, задушен, удавлен, колесован, четвертован, повешен,
привязан к хвостам лошадей и разорван на части, отсечены груди, вырван язык,
ослеплен, побит каменьями, забит, как ни странно это звучит, деревянными
башмаками и опять -- обезглавлен, сожжен, утоплен, брошен на растерзание
диким зверям, пронзен копьем, зарублен мечом, распят, задушен, удавлен,
вздет на рога, распят, распят, распят, распят, распят, распят -- может быть,
хватит? Это ты себя должен спросить, отвечал Иисус, и Бог продолжал:
Сабиниан Ассизский -- обезглавлен, Сатурнин Тулузский -- затоптан бешеными
быками, Себастьян -- пронзен стрелами, Сегисмунд -- брошен в колодец, Текла
Иконийская -- четвертована и сожжена, Теодор -- обезглавлен, Тибурций --
тоже, Тимофей Эфесский -- побит камнями, Урбано -- распят, и было еще
великое множество прочих, хватит с тебя? Не хватит, отвечал Иисус, что было
с этими прочими? Ты настаиваешь? Настаиваю.
Под прочими я разумею тех, кто не подвергся пыткам и не был казнен, а
умер своей смертью. Дьявол и мир жестоко искушали их, и, чтобы побороть
искушения, они умерщвляли свою плоть молитвами и постом, и тут бывали
курьезные случаи: некий Джон Скорн, к примеру, провел столько времени,
молясь на коленях, что там появились мозоли, а еще говорят -- эй, Пастырь,
это уже тебя касается,-- что он сумел заманить Дьявола в сапог, хахаха. Меня
-- в сапог?-- удивился Пастырь, ну, это пустые бредни: для этого сапог
должен быть размером с нашу землю, и мало того -- должен еще найтись охотник
сапог этот надеть, а потом снять. Только молитвами и постом?-- перебил его
Иисус, обращаясь к Богу, и тот ответил: Да нет, они еще будут терзать свое
тело болью и оскорблять его грязью, носить вериги и власяницы, бичевать
себя, иные не будут мыться в продолжение всей жизни, другие удалятся в
лесную глушь и будут кататься там в снегу, чтобы победить назойливые
притязания плоти, искушаемой лукавым, чья первейшая цель -- сбить душу с
пути истинного, прямиком ведущего на небеса, подсылая своим жертвам нагих
красавиц и жутких чудищ, прельщая их роскошью и наслаждением, запугивая и
смущая, много есть у Дьявола орудий, которыми он мучает бедного человека. Ты
все это будешь делать?-- спросил Иисус у Пастыря. Почти все, отвечал тот, я
ограничусь малым: возьму плоть, от которой отказался Бог, плоть, со всеми ее
скорбями и радостями, с ее цветением и дряхлением, свежестью и гнилью, но
вот страх, пожалуй, это не мой инструмент, ибо, насколько мне помнится, не я
измыслил грех, и расплату за него, и страх, с той поры неотделимый от
человека. Замолчи, нетерпеливо перебил его Бог, грех и Дьявол суть два
названия одного и того же. Чего?-- спросил Иисус. Моего отсутствия. А почему
ты отсутствуешь -- ты отступился от человека или он отошел от тебя? Я
никогда не отступаю. А когда отступаются от тебя, ты смиряешься? Когда
отступаются от меня, это значит, что меня ищут. Ага, а если не находят, то
вина лежит на Дьяволе? Нет, в этом виноват не он, а я -- не успел вовремя
появиться там, где меня искали, и эти слова он произнес с такой неожиданной
и пронзительной грустью, словно внезапно обнаружил пределы своего
могущества. Продолжай, сказал Иисус. Иные, медленно заговорил Бог, удаляются
в дичь и глушь, селятся в пещерах, знаясь только с бессловесными тварями,
иные становятся затворниками, третьи поднимаются на высокие столбы и живут
там годами -- их называют столпниками; голос Бога слабел и затухал, перед
мысленным его взором проходили бесконечной вереницей тысячи, тысячи, тысячи
мужчин и женщин, направляющихся в скиты, монастыри и обители, среди которых
были и бедные грубые лачуги, и величественные дворцы. Они останутся там,
чтобы служить нам с тобой с утра до ночи бдениями и молитвами, у них у всех
-- одна цель и одинаковая судьба: они умирают с нашими именами на устах,
хоть сами и зовутся поразному -- бенедиктинцами, бернардинцами, кармелитами,
францисканцами, картезианцами, доминиканцами, тринитариями, иезуитами,
августинцами, гильбертинцами, капуцинами, и еще много, много, много прочих
имен будут носить они, так много, что жаль, не могу я вскричать: Господи
Боже, да сколько же вас! В этот миг Дьявол сказал Иисусу: Ты заметил,
надеюсь, что есть два способа лишиться жизни -- стать мучеником или же
отречься от мира: и им мало дожидаться смерти, которая явится к ним в
урочный час, нет, они так или иначе спешат к ней навстречу сами: либо на
кресты, костры, виселицы, колеса, рога, под секиры, стрелы и копья, копыта,
в зубы и когти, живыми в могилу, либо затворясь в кельях и скитах, в
монастырях и неустанно карая себя за то, что явились на свет во плоти,
которую дал им Бог и не будь которой, негде было бы обитать душе, и все эти
муки и пытки измыслил, поверь мне, не Дьявол, говорящий с тобой сейчас. Это
все?-- спросил Иисус у Бога. Нет, не все, еще будут войны. И войны будут? И
войны, и прочие способы смертоубийства. Кое о каких мне известно, я и сам
мог погибнуть, когда была резня в Вифлееме, и жалею, что уцелел тогда, не
пришлось бы теперь ждать распятия. Это я привел другого твоего отца в нужное
время к нужному месту, чтобы он мог услышать то, что опять же моей волей
выболтали воины Ирода, и в конечном счете спас тебе жизнь. Спасти жизнь,
чтобы отнять ее, когда тебе будет это нужно и выгодно,-- это все равно что
два раза убить. Цель, сын мой, оправдывает средства. Да уж, судя по тому,
что изрекли твои уста, так оно и есть: отречение от мира, затворничество и
отшельничество, муки и пытки, а теперь еще и войны, а что за войны? Ох, все
и не перечислишь, но самые жуткие -- те, что затеют против нас с тобой
приверженцы бога, которого пока еще нет. Как же это может быть: бог, если он
и вправду бог, всегда был и всегда будет. Согласен, понять это трудно, а
объяснить еще трудней, однако все именно так и будет: придет новый бог и
набросится на нас с тобой, а те, кто к тому времени последует за нами..,
нет, у меня слов нет, чтобы изъяснить тебе, какие кровопролития и мясорубки,
какие побоища учинят обе стороны: вообрази мой алтарь во Храме
Иерусалимском, только раз в тысячу больше, а на место жертвенных животных
поставь людей, но и тогда не сможешь ты представить себе отчетливо, чем были
крестовые походы. А что это такое и почему ты говоришь о них в прошедшем
времени, когда они еще только будут? Вспомни, что я и есть время и потому
для меня все, что должно произойти, уже произошло, а все произошедшее
происходит и поныне. Расскажи мне о крестовых походах. Видишь ли, сын мой,
место, где мы с тобой беседуем, равно как Иерусалим и прочие области,
лежащие от него к северу и западу, будут захвачены приверженцами этого
нового, малость припозднившегося бога, а наши с тобой сторонники постараются
изо всех сил изгнать их с земли, по которой ты делал свои первые шаги и
которую я столь охотно и часто посещаю. Чтобы изгнать с нее римлян,
владеющих ею сейчас, ты приложил не слишком много усилий.
Я толкую тебе о будущем, не сбивай меня. Ладно, продолжай. Ты на этой
земле родился, жил и умер. Я пока жив! Я же тебе объяснял: с моей точки
зрения, между тем, что было, и тем, что будет, разницы нет никакой, и будь
добр, не перебивай меня, если не хочешь, чтобы я замолчал. Ладно, молчать
буду я. Ну так вот, чтобы очистить этот край, ставший колыбелью новой
религии, от нечестивых, недостойных владеть землей, которая будет называться
Святой в память того, что ты в ней родился, прожил и умер, будут лет двести
кряду с запада одна за другой приходить огромные армии отвоевывать пещеру,
где ты явился на свет, и гору, где его покинешь, и прочие, менее важные
святыни -- основания, как видишь, более чем достаточные. Это и будет
называться "крестовые походы"? Да. Ну, и достигнут их участники своей цели?
Нет, но народу уложат множество. А сами они? Их самих тут погибнет столько
же, если не больше.
И все это -- во имя нас с тобой? Да, они отправляются в поход, твердя
"Такова воля Божья", а умирая, будут шептать "Так Богу угодно", и это будет
славная, красивая смерть. А мне сдается, что жертва несоразмерна с грехом.
Сын мой, для спасения души надо пожертвовать плотью. Это или чтото в этом
роде я от Тебя уже слышал, а вот любопытно, что по этому поводу думает
Пастырь. Я думаю, что ни один здравомыслящий человек не решится утверждать,
что во всех этих кровопролитиях, резнях и побоищах был, есть или будет
повинен Дьявол, и разве что злонамеренный клеветник припишет мне
ответственность за появление бога, которому суждено стать врагом нашего,
этого вот. Мне кажется несомненным и очевидным, что вины на тебе нет, а что
до этой мнимой ответственности, говори, что Дьявол как воплощение лжи
никогда не сможет сотворить бога, который есть истина. Но кто же тогда
породил его, нового бога?-- спросил Пастырь, и Иисус не нашелся что
ответить. Умолкнувший Бог продолжал хранить молчание, а из тумана донесся
голос: Быть может, этот Бог и тот, кто станет его соперником,-- не более чем
гетеронимы. Чьи?-- с любопытством осведомился другой голос...
|
