Целан, безусловно, один из крупнейших поэтов столетия, ученик Мандельштама и Рильке, с которыми он постоянно полемизирует. Один из самых сложных поэтов, к тому же. Я знаю крупнейшего украинского специалиста по Целану, П.А. Рыхло, замечательный учёный, написавший прекрасное исследование "Поэтика диалога. Творчество Пауля Целана как интертекст". Стоит вот на полочке, всё руки не доходят...
"Фугу смерти" сравнивают по значимости с "Герникой" Пикассо.

Paul Celan - Todesfuge


Schwarze Milch der Frühe wir trinken sie abends
wir trinken sie mittags und morgens wir trinken sie nachts
wir trinken und trinken
wir schaufeln ein Grab in den Lüften da liegt man nicht eng
Ein Mann wohnt im Haus der spielt mit den Schlangen der schreibt
der schreibt wenn es dunkelt nach Deutschland dein goldenes Haar Margarete
er schreibt es und tritt vor das Haus und es blitzen die Sterne er pfeift seine Rüden herbei
er pfeift seine Juden hervor läßt schaufeln ein Grab in der Erde
er befiehlt uns spielt auf nun zum Tanz

Schwarze Milch der Frühe wir trinken dich nachts
wir trinken dich morgens und mittags wir trinken dich abends
wir trinken und trinken
Ein Mann wohnt im Haus der spielt mit den Schlangen der schreibt
der schreibt wenn es dunkelt nach Deutschland dein goldenes Haar Margarete
Dein aschenes Haar Sulamith wir schaufeln ein Grab in den Lüften da liegt man nicht eng

Er ruft stecht tiefer ins Erdreich ihr einen ihr andern singet und spielt
[Vortrag: Er ruft stecht tiefer ins Erdreich ihr einen ihr andern spielt weiter zum Tanz auf]
er greift nach dem Eisen im Gurt er schwingts seine Augen sind blau
stecht tiefer die Spaten ihr einen ihr andern spielt weiter zum Tanz auf

Schwarze Milch der Frühe wir trinken dich nachts
wir trinken dich mittags und morgens wir trinken dich abends
wir trinken und trinken
ein Mann wohnt im Haus dein goldenes Haar Margarete
dein aschenes Haar Sulamith er spielt mit den Schlangen
Er ruft spielt süßer den Tod der Tod ist ein Meister aus Deutschland
er ruft streicht dunkler die Geigen dann steigt ihr als Rauch in die Luft
dann habt ihr ein Grab in den Wolken da liegt man nicht eng

Schwarze Milch der Frühe wir trinken dich nachts
wir trinken dich mittags der Tod ist ein Meister aus Deutschland
wir trinken dich abends und morgens wir trinken und trinken
der Tod ist ein Meister aus Deutschland sein Auge ist blau
er trifft dich mit bleierner Kugel er trifft dich genau
ein Mann wohnt im Haus dein goldenes Haar Margarete
er hetzt seine Rüden auf uns er schenkt uns ein Grab in der Luft
er spielt mit den Schlangen und träumet der Tod ist ein Meister aus Deutschland

dein goldenes Haar Margarete
dein aschenes Haar Sulamith

Сообщение было изменено 18 декабря 2009 в 06:48

Да? Я фамилию уже где-то читал. Вообще я ещё толком не нашёл нормальную литературу о Целане, всё какое-то очень одностороннее и до Целана совершенно не дотрагивается - он просто ущёл на 100 лет дальше его интерпретаторов. Прочитаешь, если понравится, пришли мне пожалуйста копию, так как сама тема звучит интересно, да и она одна из самых центральных у Целана. У нас профессор, который занимается издательством Целана с акцентом на генесис текстов. Я собираюсь по Целану писать докторскую - о том, как у Целана используется тело.

Когда ему было девять лет, к отцу любил захаживать их сосед -- огромных габаритов, пузатый северянин с длинными рыжими усами и пухлыми, точно подушки, щеками. Они часами могли потягивать безалкогольное пиво и разглагольствовать по поводу того, что молодежь пошла нынче совсем не та, что была раньше. И что теперь, мол, молодые совсем от рук отбились и стариков не слушают, потому что их, стариков, совсем за идиотов держат. И сосед этот, богобоязненный фанат, принадлежавший конформистской конфессии новых Свидетелей Пришествия, утверждал, что будто бы всем тем, кто имплантирует себе разную дрянь и делает операции, гореть в аду. И никогда не знать им покоя, потому что коль скоро Господь наш дал тело человеку, то таковое ему -- человеку -- и надлежит носить. А всякие там улучшения -- от Сатаны. И стало быть, надо думать не о бренном теле, а о душе позаботиться.
Отец слушал и кивал, а он, еще тогда совсем пацан, понимал, что в этих рассуждениях явно что-то не так. Вот и брякнул как-то:
-- Если бы Господь наш хотел, чтобы человек оставался безмозглым идиотом, то не дал бы ему мозгов.
-- Господь сотворил человека по образу и подобию своему, -- воздев указующий перст -- весьма жирный и похожий на колбаску -- к потолку, ответствовал новоявленный проповедник.
-- Господь создал человека по образу и подобию своему не потому, что у него самого две руки, две ноги и голова, а потому, что сам он -- творец, и человека создал творцом. И тот человек, кто в жизни своей ничего собственными руками не создает -- нарушает главную заповедь божью , -- лихо отбрил Юдгар.
Сейчас он улыбнулся, вспомнив, какое лицо сделалось у его отца. Ну и попало же ему тогда...

Лариса Ворошилова Сергей Зайцев"Неучтенный фактор"
http://zhurnal.lib.ru/z/zajcew_s_g/neuchtennyjfaktor.shtml

Сообщение было изменено 26 декабря 2009 в 07:48

Вы верите в чудо? А в сказки? А в Олле Лукойе?
Вы можете просто мечтать, оторвавшись от почвы?
Дарить доброту и любовь тем, кто чувствует горе?
И слать новогодние сказки друг дружке по почте?

Вы можете тихо сидеть в простоте полумрака?
В уютном и трепетно теплом чердачном пространстве?
Услышав, как где-то завыла от грусти собака,
Её отыскать, приласкать, запустить в холку пальцы?

Вы можете мыслить, уйдя от банального мира?
Вы можете чувствовать нужность всему на планете?
Тогда приходите! Чердак - это ваша квартира!
Мы, взрослые, тоже по жизни немножечко дети!(c)

finik пишет:

---

Вы верите в чудо? А в сказки? А в Олле Лукойе?
Вы можете просто мечтать, оторвавшись от почвы?
Дарить доброту и любовь тем, кто чувствует горе?
И слать новогодние сказки друг дружке по почте?

Вы можете тихо сидеть в простоте полумрака?
В уютном и трепетно теплом чердачном пространстве?
Услышав, как где-то завыла от грусти собака,
Её отыскать, приласкать, запустить в холку пальцы?

Вы можете мыслить, уйдя от банального мира?
Вы можете чувствовать нужность всему на планете?
Тогда приходит ...

---

Славно.

Посетив Венецию...

Венецианские строфы (1) (1982)
Сюзанне Зонтаг

I

Мокрая коновязь пристани. Понурая ездовая
машет в сумерках гривой, сопротивляясь сну.
Скрипичные грифы гондол покачиваются, издавая
вразнобой тишину.
Чем доверчивей мавр, тем чернее от слов бумага,
и рука, дотянуться до горлышка коротка,
прижимает к лицу кружева смятого в пальцах Яго
каменного платка.

II

Площадь пустынна, набережные безлюдны.
Больше лиц на стенах кафе, чем в самом кафе:
дева в шальварах наигрывает на лютне
такому же Мустафе.
О, девятнадцатый век! Тоска по востоку! Поза
изгнанника на скале! И, как лейкоцит в крови,
луна в твореньях певцов, сгоравших от туберкулеза,
писавших, что -- от любви.

III

Ночью здесь делать нечего. Ни нежной Дузе, ни арий.
Одинокий каблук выстукивает диабаз.
Под фонарем ваша тень, как дрогнувший карбонарий,
отшатывается от вас
и выдыхает пар. Ночью мы разговариваем
с собственным эхом; оно обдает теплом
мраморный, гулкий, пустой аквариум
с запотевшим стеклом.

IV

За золотой чешуей всплывших в канале окон --
масло в бронзовых рамах, угол рояля, вещь.
Вот что прячут внутри, штору задернув, окунь!
жаброй хлопая, лещ!
От нечаянной встречи под потолком с богиней,
сбросившей все с себя, кружится голова,
и подъезды, чье небо воспалено ангиной
лампочки, произносят "а".

V

Как здесь били хвостом! Как здесь лещами вились!
Как, вертясь, нерестясь, шли косяком в овал
зеркала! В епанче белый глубокий вырез
как волновал!
Как сирокко -- лагуну. Как посреди панели
здесь превращались юбки и панталоны в щи!
Где они все теперь -- эти маски, полишинели,
перевертни, плащи?

VI

Так меркнут люстры в опере; так на убыль
к ночи идут в объеме медузами купола.
Так сужается улица, вьющаяся как угорь,
и площадь -- как камбала.
Так подбирает гребни, выпавшие из женских
взбитых причесок, для дочерей Нерей,
оставляя нетронутым желтый бесплатный жемчуг
уличных фонарей.

VII

Так смолкают оркестры. Город сродни попытке
воздуха удержать ноту от тишины,
и дворцы стоят, как сдвинутые пюпитры,
плохо освещены.
Только фальцет звезды меж телеграфных линий --
там, где глубоким сном спит гражданин Перми.
Но вода аплодирует, и набережная -- как иней,
осевший на до-ре-ми.

VIII

И питомец Лоррена, согнув колено,
спихивая, как за борт, буквы в конец строки,
тщится рассудок предохранить от крена
выпитому вопреки.
Тянет раздеться, скинуть суконный панцирь,
рухнуть в кровать, прижаться к живой кости,
как к горячему зеркалу, с чьей амальгамы пальцем
нежность не соскрести.

Венецианские строфы (2)

Геннадию Шмакову

I

Смятое за ночь облако расправляет мучнистый парус.
От пощечины булочника матовая щека
приобретает румянец, и вспыхивает стеклярус
в лавке ростовщика.
Мусорщики плывут. Как прутьями по ограде
школьники на бегу, утренние лучи
перебирают колонны, аркады, пряди
водорослей, кирпичи.

II

Долго светает. Голый, холодный мрамор
бедер новой Сусанны сопровождаем при
погружении под воду стрекотом кинокамер
новых старцев. Два-три
грузных голубя, снявшихся с капители,
на лету превращаются в чаек: таков налог
на полет над водой, либо -- поклеп постели,
сонный, на потолок.

III

Сырость вползает в спальню, сводя лопатки
спящей красавицы, что ко всему глуха.
Так от хрустнувшей ветки ежатся куропатки,
и ангелы - от греха.
Чуткую бязь в окне колеблют вдох и выдох.
Пена бледного шелка захлестывает, легка,
стулья и зеркало - местный стеклянный выход
вещи из тупика.

IV

Свет разжимает ваш глаз, как раковину; ушную
раковину заполняет дребезг колоколов.
То бредут к водопою глотнуть речную
рябь стада куполов.
Из распахнутых ставней в ноздри вам бьет цикорий,
крепкий кофе, скомканное тряпье.
И макает в горло дракона златой Егорий,
как в чернила, копье.

V

День. Невесомая масса взятой в квадрат лазури,
оставляя весь мир - всю синеву! - в тылу,
припадает к стеклу всей грудью, как к амбразуре,
и сдается стеклу.
Кучерявая свора тщится настигнуть вора
в разгоревшейся шапке, норд-ост суля.
Город выглядит как толчея фарфора
и битого хрусталя.

VI

Шлюпки, моторные лодки, баркасы, барки,
как непарная обувь с ноги Творца,
ревностно топчут шпили, пилястры, арки,
выраженье лица.
Все помножено на два, кроме судьбы и кроме
самоей Н2О. Но, как всякое в мире "за",
в меньшинстве оставляет ее и кровли
праздная бирюза.

VII

Так выходят из вод, ошеломляя гладью
кожи бугристой берег, с цветком в руке,
забывая про платье, предоставляя платью
всплескивать вдалеке.
Так обдают вас брызгами. Те, кто бессмертен, пахнут
водорослями, отличаясь от вообще людей,
голубей отрывая от сумасшедших шахмат
на торцах площадей.

VIII

Я пишу эти строки, сидя на белом стуле
под открытым небом, зимой, в одном
пиджаке, поддав, раздвигая скулы
фразами на родном.
Стынет кофе. Плещет лагуна, сотней
мелких бликов тусклый зрачок казня
за стремленье запомнить пейзаж, способный
обойтись без меня.

Любите живопись, поэты,
Лишь ей, единственной, дано
Души изменчивой приметы
Переносить на полотно.

Ты помнишь, как из тьмы былого,
Едва закутана в атлас,
С портрета Рокотова снова
Смотрела Струйская на нас?

Её глаза - как два тумана,
Полуулыбка, полуплач,
Её глаза - как два обмана,
Покрытых мглою неудач.

Соединенье двух загадок,
Полувосторг, полуиспуг,
Безумной ревности припадок,
Предвосхищенье смертных мук.

Когда потёмки наступают
И приближается гроза,
Со дна души моей мерцают
Её прекрасные глаза.

http://lib.aldebaran.ru/author/shmitt ... anyuyel_oskar_i_rozovaya_dama/

офигенский рассказ
http://www.indostan.ru/forum/2_15610_0.html